Еще П. Г. Чернышевский обратил внимание на то, что «подражание» в устах Аристотеля имеет глубокий человеческий смысл. В «Поэтике» речь идет не о «подражании природе», в ней все проникнуто мыслью, что главным предметом поэтического изображения является человек. Искусство, по мысли автора «Поэтики», своими изображениями истолковывает события, действия, характеры. Поэтому его суждения о «подражании» неразрывно связаны с мыслями об этическом содержании различных форм «подражания». Берет ли он в пример художника-живописца Полиглота, эпического поэта Гомера или скульптора Фидия, обращается ли к музыке — во всех случаях он говорит о том, какие характеры, фигуры, действия и состояния людей они воспроизводят. Вето сочинениях ясно видна попытка установить степень глубины, с какой каждому виду подражания удается проникнуть в истину человеческой жизни. В «Политике» указывается, что живопись, поскольку она подражает «путем рисунка и красок», дает представление об этических свойствах человека, отраженных в его фигуре, во внешнем облике. С живописью в этом отношении сходно ваяние. Музыка, напротив, выражает непосредственно само чувство, настроение, т. с. внутреннее состояние человека. «Что касается мелодий,— говорит Аристотель,— то уже в них самих содержится воспроизведение характеров». Но самое глубокое проникновение во внутренний мир человеческого характера Аристотель находил в художественной литературе, которую он называл поэзией. Ей и посвящен основной его труд, теоретически обобщивший художественный опыт греческого народа античной эпохи.